Локальный конфликт - Страница 17

Лорд хотел было проскочить малочисленный пикет истабанских женщин, топтавшихся возле входа в лагерь, но одна из них ухватила его за рукав куртки, что-то заверещала, часто сбиваясь от волнения, а переводчик все никак не мог уловить смысл сказанного и тоже запинался. К разговору подключились и другие женщины. Лорд притормозил, с минуту внимательно слушал не столько переводчика, сколько женщин, пробуя, видимо, по мимике и жестам догадаться о том, что они говорят. Понять их было нетрудно, говори они хоть на языке давно вымершего народа. Женщины жаловались, что дома их разрушены, работать негде, денег — нет, есть — нечего, мужья у кого погибли, у кого пропали без вести, у кого воюют, а гуманитарной помощи, которую привозят сюда различные организации, на всех не хватает. Живут они в палатках — там бывает холодно. Палатки эти почти такие же, что и у солдат, но тем проще — у них жены с детишками в России остались, да и еду горячую солдаты получают регулярно, а беженцы — нет. Здесь они были не правы. Солдаты, особенно те, кто днем и ночью обстреливал засевших в горах боевиков, тоже горячую пищу получали не каждый день, а голод утоляли тушенкой и хлебом. Но никто женщин перебивать не стал. Пусть выговорятся. Им действительно было плохо.

Лорд кивал, хмурился, потом стал похлопывать остановившую его женщину по плечу. Она так разнервничалась, что голос ее вначале сорвался на крик, а потом она охрипла и готова была расплакаться. Уткнувшись в плечо Дрода, женщина что-то всхлипывала. Переводчик прислушивался к ее бормотанию, выуживая отдельные слова, но чаще непонимающе разводил руками.

— Я разберусь во всем. Я помогу, — сказал лорд.

«Тоже мне нашелся Спаситель, — скривился капитан, слышавший слова Дрода. — Можно подумать, он одним своим словом способен остановить здесь войну, отстроить разрушенные селения, дать всем работу и помирить. Он и накормить-то никого не сможет. Зато армейские повара готовят с утра до вечера. Помимо солдат мирных жителей еще кормят. Перед раздаточными пунктами каждый день выстраиваются длинные очереди. Тут уж не до кулинарных изысков. Приготовить бы хоть что-нибудь, что голод уймет. Но лорд считает нас, наверное, захватчиками. Он-то помнит — какой была Британская империя, превратившаяся из Пенителя морей в антикварный магазин, где на пыльных полках красуются сокровища, когда-то вывезенные из утраченных колоний. Завидует он России. Зависть свою высокими словами прикрывает. Россия-то, несмотря ни на что, по-прежнему огромная и по-прежнему Великая. Последняя Великая империя мира. Как бы она ни называлась. Последняя — из четырех. А Истабан — не колония. В России колоний нет и не было. Россия — это Россия. Кто захочет урвать кусок — глотку перегрызем. В соседних губерниях за такое посягательство — глотку рвали и здесь уже начали. Лорд ничего не сделает, посотрясает воздух, а потом, когда увидит, что небеса висят по-прежнему и не падают от его слов на землю, когда все здесь начнет успокаиваться, хотя пройдет еще много лет, прежде чем это произойдет, он тоже успокоится и займется какой-нибудь другой проблемой — станет бороться за права сексуальных меньшинств или за запрещение клонирования человека. Ему надо оставаться в центре политических процессов, иначе его забудут».

Женщина все продолжала всхлипывать, от плеча британца не отрывалась, а того, что сказал ей лорд, наверное, было слишком мало. Дрод не знал, как ему выйти из этой ситуации. Так можно было простоять очень долго, а ему еще хотелось посмотреть часть. Дрод поднял глаза, посмотрел на переводчика. Тот все понял, кивнул.

Женщину мягко оттеснили от лорда, приклеили к кому-то другому, а она, похоже, этого и не заметила, продолжая причитать и жаловаться.

На территорию военного лагеря женщин не пустили. Они не очень и настаивали, понимая, что это закрытая зона, и наблюдали за происходящим со стороны. Совсем как вертолетчики.

Но лорд сильно выбился из графика. Остаток визита прошел как-то скомканно, в спешке. Дрод бегло пробежал взглядом по рядам БМП, по палаткам, направился к одной из них, видимо намереваясь заглянуть туда, но потом передумал, махнул рукой, развернулся, что-то сказал сопровождающим и двинулся обратно к микроавтобусу.

— Так себе, старикашка, — разочарованно сказал Голубев.

— Ты же с ним не поговорил, — сказал капитан.

— Жалко. Когда еще такой шанс представится.

— Сплюнь.

Голубев сделал вид, что трижды плюнул через левое плечо.

— Что это первая рота засуетилась? — неожиданно встрепенулся он. — Оса их, что ли, в одно место укусила, — ответа на вопрос егерь не ждал.

Солдаты выскакивали из дальних, расположенных у края лагеря палаток, наспех застегивали куртки, забирались на БМП. Лорд, услышав рев заработавших двигателей, остановился как вкопанный, точно наткнулся на невидимую преграду, повернулся, а потом удивленно, через переводчиков, стал выяснять у сопровождающих его официальных лиц, что происходит.

«Ну что еще там? — нервничал Кондратьев. — Разве нельзя было дождаться, пока лорд не уедет, а то вот останется теперь выяснять, отчего такая суета началась».

Что там наплели Дроду, неведомо, но ответами он, видимо, остался доволен, коротко рассмеялся и уже без всяких сомнений отправился к микроавтобусу. Следом потянулась многочисленная свита.

Кавалькада стала быстро удаляться, точно место это ей было до омерзения противно. Капитан хотел проследить за ней взглядом, пока она не сольется с горизонтом, но к нему подбежал батальонный командир майор Выхухолев. Шинель — нараспашку, спина немного согнута, руками хватает полы шинели, чтобы не сильно развивались, и балансирует, чтобы не упасть, лицо красное, разгоряченное — то ли из бани, то ли немного выпил, но спиртным от майора не пахло. Взгляд его был немного ошалелым, но явно не от обилия генеральских звезд на погонах, которые он несколько минут назад имел честь лицезреть.