Здание, в котором находилась компания, принадлежало прежде какому-то заводу, выпускавшему то ли телевизоры, то ли холодильники, а может, какую секретную продукцию, зачем иначе было строить вокруг него такой грандиозный забор, которому позавидовал бы владелец шикарной дачи, решивший уединиться от мира и налоговых органов. Впрочем, и телевизоры в ту пору, когда забор этот только строился, вполне могли сойти за секретные разработки, купить кои желали многие. Сотрудники завода могли не устоять перед соблазнами что-то вынести за проходную и потерять свою бессмертную душу, а если они состояли в компартии — то заодно и членский билет. Все-таки заботилась администрация о своих сотрудниках в прежние, давно ушедшие годы. Завод ничего уже не выпускал, потому что его продукцию не удавалось сбыть даже в самых захолустных провинциях, где нет дорог, ни машина, ни бронетранспортер не пройдут, а только оленьи или собачьи упряжки. Но оказывалось, что и там население уже обзавелось электроникой, сделанной в странах Юго-Восточной Азии, а холодильники… ну зачем им это громоздкое отопительное оборудование.
Корпуса разорившегося завода ветшали очень быстро, постарев за пять лет на полвека, будто их поразила болезнь, которой редко, но все же болеют и люди. Еще немного, и остались бы от этих зданий одни руины, которые украсили бы город, наверное, так же, как Акрополь — Афины и Колизей — Рим. Но не судьба. Телекомпания, купившая эти развалины, капитально отремонтировала их и внутри и снаружи, вложив в эту затею такое количество средств, что, вероятно, выгоднее было бы их вовсе снести, а на их месте построить новые.
А следы запустения уничтожить полностью так и не удалось…
Прежде Сергей видел этого охранника, но его имени вспомнить не мог. Опускать глаза и читать написанное на бэйджике, висевшем на левом нагрудном кармане охранника, он постеснялся и стоял теперь в нерешительности, думая, упрашивать ли охранника пропустить его без пропуска или без лишних слов развернуться и отправиться домой. Вот только в последнем случае он не знал, хватит ли у него желания вернуться сегодня.
В двух местах из здания высовывались серебристые трубы, в сечении четырехугольные, точно проектировал их поклонник кубизма. Они соединялись с нескольким вентиляторами, которые стояли возле здания, спрятанные в беседке, похожей на те, что остались еще в некоторых парках, только и она была не круглой, а кубической, и сделали ее из железных прутьев — они так плотно прилегали друг к другу, что между ними просунешь разве что палец, да и то пришлось бы потрудиться.
Вентиляторы день и ночь гнали по трубам воздух, словно это был какой-то эквивалент бензина или мазута, на котором работали механизмы здания и все внутри его умрет, если остановятся и замрут вентиляторы. Вентиляторы — это аппарат искусственного дыхания, подключенный к больному, у которого уже не работают легкие, что еще раз доказывает: здание — мертво.
Поднимаясь до второго этажа, трубы исчезали в стене, разбегались по всему зданию, пронзая его, как какая-нибудь нечисть в фантастическом фильме, которая щупальцами проникает в мозг и подчиняет его.
— Здравствуйте, — охранник улыбнулся. На турникете зажглась зеленая стрелка.
— Спасибо, — сказал Сергей.
Он взглянул-таки на бэйджик, но прочитать имя так и не успел.
Первый этаж вымер. Шаги гулко отдавались в пустоте. Сергей прошел к лифту, боясь, что сейчас он обязательно наткнется на кого-нибудь из совета директоров компании. Все они встречали его в аэропорту. Воспоминания эти были какими-то нечеткими, словно часть подзабытого сна, а может, они и были сном и Сергей, увидев в толпе лица руководителей, обознался, приняв за них кого-то других. Но кто же еще мог прийти в аэропорт с цветами. Не было у него поклонников, как у известных артистов, которых так помпезно встречают после каждых гастролей. Он не привык к таким встречам. Растерялся и даже не подошел к руководству. Черт. Теперь придется оправдываться, заглаживать вину. Лучше вообще пока не появляться на работе, чтобы этот конфуз все забыли. Ну, зачем он сюда пришел? Его тянуло сюда, как преступника на место преступления. Ничего он не мог с собой поделать.
Он мог бы ускорить события, подняться на верхний этаж, где неподалеку от зимнего сада находились кабинеты членов совета директоров, побродить возле них, а может, набраться наглости и постучаться в дверь к руководителю компании, напроситься на встречу, развеять сомнения, если тот действительно пришел накануне на взлетную полосу, извиниться, что не подошел к нему, не поздоровался, сославшись при этом на страшную усталость.
Он увидел в огромном, закрывавшем почти всю боковую стену, зеркале свое отражение: сутуловатая фигура, крадущаяся по пустынному холлу, напоминала неопытного воришку, который боялся даже собственных шагов, думая, что если он не встретит никого, то никто и не узнает, что он пробрался в это здание. Но под потолком есть видеокамеры. За каждым его шагом следит охрана, возможно, и руководитель компании. Недовольный работой своих подчиненных, он, переключая каналы на телевизоре, который стоял у него в кабинете, нарвался на эту программу, и она показалась ему самой интересной. Он вдвойне расстроится, если не дождется визита репортера.
На мраморной стене на красной бархатной подложке с черной окантовкой висела нечеткая, составленная из множества миниатюрных кубиков, цветная фотография оператора Павла Ракунцева, напечатанная на компьютерном листке. Основой послужила фотография из какой-то аккредитации, которых в редакции на каждого сотрудника валялась уйма. К стене ее приклеили полосками скотча. Он становился заметен, только если подойти к фотографии поближе.